Была я однажды с визитом в одном маленьком городке, меньше моего даже. Жила я у больной бабки, которая встать с кровати и добежать до холодильника могла, а на "колбаску нарезать" одышка начиналась. Как и у всех обыкновенных бабушек, кухня у неё была в форме
гробообразного куба, но оставалась по-домашнему уютной. Там, как и на
всех российских среднестатистических бабушкиных кухонных подоконниках, в
пластиковых крышечках из-под невкусных кремовых тортов в сырой земле
росли мелкие овощи, в частности лук. Одну из луковиц я посадила
собственноручно, торжественно так ,и назвала высокоаристократическим
именем - Аркадий.
За неделю до моего визита в соседнюю квартиру заселился некий молодой человек Аполлон Еликов. Квартира его была раза так в два меньше бабушкиной. Решились мы с бабушкой зайти к нему на чай как соседи. За неделю он успел полностью обжиться. Правда, вся квартира его казалась до ужаса пустой, хотя и шкаф, и комод, и кровать ,и стол стояли как нужно. У него было всё компактно, даже чайник пришлось заваривать дважды, потому что хватило его всего на полтора стакана. На кухонном столе ничего не было, кроме соли,перца и до того чёрствых сухарей, что бабкин зубной протез треснул. Выглядел человек с глупым сочетанием имени и фамилии очень обычно. Будто его не мать родила, а понабрали прохожих с улицы( и рабочих, и школьников, и старух, и бомжей, и офисников, и наркоманов), соединили их внешности и получили Аполлона Еликова. Сам он был очень высокий, статный даже, не мягкий как медвежонок, но и не щупленький как ящер. Волосы были с английской точностью подбриты в нужных местах и сострижены в других. Лицо его было очень чистым за исключением бородавки чуть ниже глаза. Когда он улыбался или в основном говорил о делах и наполеоновских планах, бородавка весело подпрыгивала. Выражение лица его было свободным, а мимика - активной. Глаза у него были светло-серые до того, что они казались стеклянными или прозрачными. Если даже он смотрит прямо на тебя, создавалось ощущение, будто смотрит сквозь твои глаза. Кожа довольно тёмная и грубая, его глаза были узкими, с каким-то прищуром, как и губы. Несмотря на жаркую погоду, он надевал старые штаны цвета засохшего болота, а рубашка была на нем явно папина, застёгнутая на все пуговицы и старательно заправленная в брюки. Рубашки по этому типу я вижу только на различных дальнородственных юбилейчиках на старых пузатых дядьках. Ремень у него был мощный, видимо, извините, чтобы ни один зверь не проник внутрь его в прямом смысле. Но больше всего меня смутила его походка. Она до того была стремительной, что его тело несколько было наклонено по направлению его цели. Казалось, будто сейчас порвётся его балохонная рубашка, а там реактивные двигатели, а тут Байконур, и он взлетит ракетой. На вид молодому мужчине было около 25-30 лет. Говорил он за столом чётко,ясно, лаконично, без лишнего слова, словно своими стеклянными глазами читает текст чуть вышемоей головы, как в новостях. О предыдущем месте жительства он умалчивал, а о местных магазинах, центрах, сообществах и клубах по интересам он яро расспрашивал, а мы не успевали отвечать. Аполлон постоянно протирал свои потрёпанные наручные часы белым платочком. Я видела, что они не ходят и показывают ровно 8:00. Сосед меня очень взволновал своим комичным и нелепым образом. Затем он нас вежливо выпроводил, а я судорожно побежала к Аркадию. Аркадий быстро вытянулся, что меня хоть и насторожило, но порадовало.
На следующее утро меня разбудили ровно в 8:00 тяжёлые и быстрые шаги в подъезде. Это был наш новый сосед. Из окна я увидела его ракетообразный силуэт в том же, в чём он был вчера еще и с портфельчиком. В этот же день он с сумасшедшими глазами прикатил к себе новый велосипед, полбуханки хлеба и дешёвую овсяную кашу. На следующий день уже он с утра катался на велосипеде в одеждах наподобие прежней, и будили меня не только его шаги, но и сначала навязчивый запах подгоревшей овсянки, а потом весёлый грохот скатывающегося по лестнице велосипеда. Утром он пару десятков кругов давал вокруг дома, а потом уезжал в магазин работать продавцом до обеда, причём обязательно крепил к чему-нибудь велосипед толстой верёвкой, завязывая на двойной морской. А потом терпеливо, даже с удовольствием развязывал. После обеда на велосипеде он ехал в популярный в то время "Клуб любителей творчества Владимира Маяковского". Будучи таким активным человеком, он, на мой взгляд, заводил кучу знакомств и делился своими впечатлениями от велосипеда, работы продавцом и овсяной каши. Вообще ходил он как-то странно, будто с заложенной программой внутри его, как робот. После собраний он обыкновенно покупал местную газету и усаживался её читать возле дома. Читал он её с особым вниманием от серии и номера печати до низкопробных анекдотов и гороскопов на последней странице, смакуя каждый символ, хотя о чем говорить, если главный редактор - секретарь заместителя директора шинного завода . Затем он её аккуратно складывал и уносил домой для чего-то.Также он попросился работать в местной администрации главным секретарём. Аполлон Еликов всегда здоровался со всеми покупателями в магазине, со всеми прохожими, бабушками и детьми, а последние очень мило ему улыбались. Остаток дня он обычно проводил в нашем скромном обществе, взахлёб рассказывая о том, как неизвестная дама набрала в магазине покупок на 700 рублей, как два джентельмена в клубе заспорили об истинной любви поэта, как за день в администрации ему пришлось принять 15 звонков и переписать 7 документов. Много раз просила его рассказать наизусть что-нибудь из Маяковского, например, "Лиличка!",или о творчестве поэта в целом, но мой сосед увиливал от этих просьб с красным лицом. Спать он ложился в 21:30 как обычно. А мой Аркадий совсем вырос! Луковичка совсем набухла ,и из-под конечика с энтузиазмом стремится ввысь зелёный росточек. Я активно поливала его, выводила на солнышко после обеда, утрамбовывала землю. Мне хотелось скорее вытащить готовую луковичку.
По этому сильному человеку можно было сказать, что он приехал откуда-то издалека, может, потому что там его всё достало или обыкновенно захотелось сменить обстановку. Но по его сумасшедшим глазам читалось, что он бежит откуда-то.
День за днём наш Аполлон Еликов катался на велосипеде, работал в магазине, посещал собрания, читал газеты и ел овсянку. Но однажды я решила разрушить его идиллию: я начала расспрашивать его о прошлом месте жительства. Его волевое лицо в один миг перестало быть сильным. Жилки забились страхом, а глаза, как потерянные дети в поисках мамки, судорожно бегали из одной точки в другою, будто в поисках той самой бесконечности, в которую обычно устремлён его взгляд. Он резко оправился и поругал меня за пыльные сандалии, и я ушла.
Дел у меня было мало, разве что поход на рынок за продуктами, готовка, мелкая уборка и стирка. Любопытство не давало покоя. Что же творится у него за этой оболочкой? На следующий день я решила следить за своим соседом. В 8:05 вслед за ним я незаметно вышла из подъезда и смотрела, как он мотает круги. Проехал он 2 круга, остановился позади дома, долго дышал, затем платочком протёр наручные часы и покатил велосипед до магазина. За прилавком он вел себя очень нервно, покупателей боялся, поэтому просил напарника обслужить, а сам прятался в каморке и тихонько следил. Из магазина он опять покатил велосипед в администрацию. В своей приёмной он постоянно перебирал бумаги, не отвечал на звонки, не реагировал на посетителей. В клубе же он сидел в самом уголке, смотрел в окно ,платочком протирал свои наручные часы и изредка слушал, о чём говорят участники. А когда Аполлон купил газету и стал читать её, я решила присоединиться к нему. Больше всего меня поразило то, как он читал её. Он устремил бессмысленный взгляд в газету, пялился в одну очку,иногда переворачивая страницы. Можно было и убрать газету, он ничего не заметил бы. Мысль его была где-о далеко от газеты, от статьи о остеопорозе, от меня, от города, от нашего настоящего. Всё-таки я решила обратить его внимание на себя и спросила:" У Вас всё в порядке?". Бородавка под левым глазом нервно запрыгала, будто готовилась выскочить и прыгнуть на меня. Он посмотрел на меня, он мыслями возвратился в настоящее, но выражение лица его не изменилось,наверное,потому, что оно такое же, как и прошлое. Он ответил:"Да".
Аркадий подсох на солнце, а зелёные ростки заметно потускнели. Мы с бабушкой в недоумении.
Все остальные дни Аполлона Еликова шли бы одинаково хорошо, если бы я не вмешалась своим глупым вопросом в тот вечер.
В тот же вечер моя луковичка окончательно умерла. Росла в отдельной посудинке, с хорошей почвой и регулярным поливом. Интересно.
Рано утром я услышала, как с грохотом в подъезде упал велосипед, а потом и сам хозяин разбил коленку. А потом в магазине с ним ругалась очень злая дамочка, не дождавшаяся помощи от Еликова. В клубе многие впервые заметили Еликова за месяц его даже не участия, а присутствия. Большинством голосов было принято выгнать его из клуба за пассивное участие. А в это время неизвестно откуда взявшиеся хулиганы ножом разрезали верёвку и угнали велосипед. Администрация сократила всех секретарей, а киоск перенесли в другой район. Даже милые старушки обрушились на Еликова за истоптанные клумбы.
Всё это я узнала на следующий день. Ровно в 8:00 у себя в комнате сонная я почувствовала уже привычный запах горелой овсянки, но не удержалась и уснула. Через полчаса бабушка разбудила меня с криками и воплями. В квартиру уже начал подступать огонь. Мы быстро собрали документы и выбежали на площадку. Квартира Еликова пылала, и оттуда доносился запах подгоревшей овсянки.
Да, пожалуй, у него всё было в порядке. В полнейшем порядке. В порядке вещей уже стало его одиночество и эта чёртова подгоревшая овсянка.
За неделю до моего визита в соседнюю квартиру заселился некий молодой человек Аполлон Еликов. Квартира его была раза так в два меньше бабушкиной. Решились мы с бабушкой зайти к нему на чай как соседи. За неделю он успел полностью обжиться. Правда, вся квартира его казалась до ужаса пустой, хотя и шкаф, и комод, и кровать ,и стол стояли как нужно. У него было всё компактно, даже чайник пришлось заваривать дважды, потому что хватило его всего на полтора стакана. На кухонном столе ничего не было, кроме соли,перца и до того чёрствых сухарей, что бабкин зубной протез треснул. Выглядел человек с глупым сочетанием имени и фамилии очень обычно. Будто его не мать родила, а понабрали прохожих с улицы( и рабочих, и школьников, и старух, и бомжей, и офисников, и наркоманов), соединили их внешности и получили Аполлона Еликова. Сам он был очень высокий, статный даже, не мягкий как медвежонок, но и не щупленький как ящер. Волосы были с английской точностью подбриты в нужных местах и сострижены в других. Лицо его было очень чистым за исключением бородавки чуть ниже глаза. Когда он улыбался или в основном говорил о делах и наполеоновских планах, бородавка весело подпрыгивала. Выражение лица его было свободным, а мимика - активной. Глаза у него были светло-серые до того, что они казались стеклянными или прозрачными. Если даже он смотрит прямо на тебя, создавалось ощущение, будто смотрит сквозь твои глаза. Кожа довольно тёмная и грубая, его глаза были узкими, с каким-то прищуром, как и губы. Несмотря на жаркую погоду, он надевал старые штаны цвета засохшего болота, а рубашка была на нем явно папина, застёгнутая на все пуговицы и старательно заправленная в брюки. Рубашки по этому типу я вижу только на различных дальнородственных юбилейчиках на старых пузатых дядьках. Ремень у него был мощный, видимо, извините, чтобы ни один зверь не проник внутрь его в прямом смысле. Но больше всего меня смутила его походка. Она до того была стремительной, что его тело несколько было наклонено по направлению его цели. Казалось, будто сейчас порвётся его балохонная рубашка, а там реактивные двигатели, а тут Байконур, и он взлетит ракетой. На вид молодому мужчине было около 25-30 лет. Говорил он за столом чётко,ясно, лаконично, без лишнего слова, словно своими стеклянными глазами читает текст чуть вышемоей головы, как в новостях. О предыдущем месте жительства он умалчивал, а о местных магазинах, центрах, сообществах и клубах по интересам он яро расспрашивал, а мы не успевали отвечать. Аполлон постоянно протирал свои потрёпанные наручные часы белым платочком. Я видела, что они не ходят и показывают ровно 8:00. Сосед меня очень взволновал своим комичным и нелепым образом. Затем он нас вежливо выпроводил, а я судорожно побежала к Аркадию. Аркадий быстро вытянулся, что меня хоть и насторожило, но порадовало.
На следующее утро меня разбудили ровно в 8:00 тяжёлые и быстрые шаги в подъезде. Это был наш новый сосед. Из окна я увидела его ракетообразный силуэт в том же, в чём он был вчера еще и с портфельчиком. В этот же день он с сумасшедшими глазами прикатил к себе новый велосипед, полбуханки хлеба и дешёвую овсяную кашу. На следующий день уже он с утра катался на велосипеде в одеждах наподобие прежней, и будили меня не только его шаги, но и сначала навязчивый запах подгоревшей овсянки, а потом весёлый грохот скатывающегося по лестнице велосипеда. Утром он пару десятков кругов давал вокруг дома, а потом уезжал в магазин работать продавцом до обеда, причём обязательно крепил к чему-нибудь велосипед толстой верёвкой, завязывая на двойной морской. А потом терпеливо, даже с удовольствием развязывал. После обеда на велосипеде он ехал в популярный в то время "Клуб любителей творчества Владимира Маяковского". Будучи таким активным человеком, он, на мой взгляд, заводил кучу знакомств и делился своими впечатлениями от велосипеда, работы продавцом и овсяной каши. Вообще ходил он как-то странно, будто с заложенной программой внутри его, как робот. После собраний он обыкновенно покупал местную газету и усаживался её читать возле дома. Читал он её с особым вниманием от серии и номера печати до низкопробных анекдотов и гороскопов на последней странице, смакуя каждый символ, хотя о чем говорить, если главный редактор - секретарь заместителя директора шинного завода . Затем он её аккуратно складывал и уносил домой для чего-то.Также он попросился работать в местной администрации главным секретарём. Аполлон Еликов всегда здоровался со всеми покупателями в магазине, со всеми прохожими, бабушками и детьми, а последние очень мило ему улыбались. Остаток дня он обычно проводил в нашем скромном обществе, взахлёб рассказывая о том, как неизвестная дама набрала в магазине покупок на 700 рублей, как два джентельмена в клубе заспорили об истинной любви поэта, как за день в администрации ему пришлось принять 15 звонков и переписать 7 документов. Много раз просила его рассказать наизусть что-нибудь из Маяковского, например, "Лиличка!",или о творчестве поэта в целом, но мой сосед увиливал от этих просьб с красным лицом. Спать он ложился в 21:30 как обычно. А мой Аркадий совсем вырос! Луковичка совсем набухла ,и из-под конечика с энтузиазмом стремится ввысь зелёный росточек. Я активно поливала его, выводила на солнышко после обеда, утрамбовывала землю. Мне хотелось скорее вытащить готовую луковичку.
По этому сильному человеку можно было сказать, что он приехал откуда-то издалека, может, потому что там его всё достало или обыкновенно захотелось сменить обстановку. Но по его сумасшедшим глазам читалось, что он бежит откуда-то.
День за днём наш Аполлон Еликов катался на велосипеде, работал в магазине, посещал собрания, читал газеты и ел овсянку. Но однажды я решила разрушить его идиллию: я начала расспрашивать его о прошлом месте жительства. Его волевое лицо в один миг перестало быть сильным. Жилки забились страхом, а глаза, как потерянные дети в поисках мамки, судорожно бегали из одной точки в другою, будто в поисках той самой бесконечности, в которую обычно устремлён его взгляд. Он резко оправился и поругал меня за пыльные сандалии, и я ушла.
Дел у меня было мало, разве что поход на рынок за продуктами, готовка, мелкая уборка и стирка. Любопытство не давало покоя. Что же творится у него за этой оболочкой? На следующий день я решила следить за своим соседом. В 8:05 вслед за ним я незаметно вышла из подъезда и смотрела, как он мотает круги. Проехал он 2 круга, остановился позади дома, долго дышал, затем платочком протёр наручные часы и покатил велосипед до магазина. За прилавком он вел себя очень нервно, покупателей боялся, поэтому просил напарника обслужить, а сам прятался в каморке и тихонько следил. Из магазина он опять покатил велосипед в администрацию. В своей приёмной он постоянно перебирал бумаги, не отвечал на звонки, не реагировал на посетителей. В клубе же он сидел в самом уголке, смотрел в окно ,платочком протирал свои наручные часы и изредка слушал, о чём говорят участники. А когда Аполлон купил газету и стал читать её, я решила присоединиться к нему. Больше всего меня поразило то, как он читал её. Он устремил бессмысленный взгляд в газету, пялился в одну очку,иногда переворачивая страницы. Можно было и убрать газету, он ничего не заметил бы. Мысль его была где-о далеко от газеты, от статьи о остеопорозе, от меня, от города, от нашего настоящего. Всё-таки я решила обратить его внимание на себя и спросила:" У Вас всё в порядке?". Бородавка под левым глазом нервно запрыгала, будто готовилась выскочить и прыгнуть на меня. Он посмотрел на меня, он мыслями возвратился в настоящее, но выражение лица его не изменилось,наверное,потому, что оно такое же, как и прошлое. Он ответил:"Да".
Аркадий подсох на солнце, а зелёные ростки заметно потускнели. Мы с бабушкой в недоумении.
Все остальные дни Аполлона Еликова шли бы одинаково хорошо, если бы я не вмешалась своим глупым вопросом в тот вечер.
В тот же вечер моя луковичка окончательно умерла. Росла в отдельной посудинке, с хорошей почвой и регулярным поливом. Интересно.
Рано утром я услышала, как с грохотом в подъезде упал велосипед, а потом и сам хозяин разбил коленку. А потом в магазине с ним ругалась очень злая дамочка, не дождавшаяся помощи от Еликова. В клубе многие впервые заметили Еликова за месяц его даже не участия, а присутствия. Большинством голосов было принято выгнать его из клуба за пассивное участие. А в это время неизвестно откуда взявшиеся хулиганы ножом разрезали верёвку и угнали велосипед. Администрация сократила всех секретарей, а киоск перенесли в другой район. Даже милые старушки обрушились на Еликова за истоптанные клумбы.
Всё это я узнала на следующий день. Ровно в 8:00 у себя в комнате сонная я почувствовала уже привычный запах горелой овсянки, но не удержалась и уснула. Через полчаса бабушка разбудила меня с криками и воплями. В квартиру уже начал подступать огонь. Мы быстро собрали документы и выбежали на площадку. Квартира Еликова пылала, и оттуда доносился запах подгоревшей овсянки.
Да, пожалуй, у него всё было в порядке. В полнейшем порядке. В порядке вещей уже стало его одиночество и эта чёртова подгоревшая овсянка.
